Деревня (куодже) дворянина (тляко-тляжа) также состав­лена, как и деревня князя; кроме того, в ауле дворянина жи­вут дворяне (уорки) 2-го и 3-го разрядов, причисленные к фа­милии тляко-тляжа. Это все люда вольного происхожде­ния, отличные наездники, голы как соколы, а потому хищ­ничество есть для них единственное средство пропитания. Тляко-тляж такой же хозяин в своем собственном ауле, как князь в своем.

Князь с подвластных не берет никакой дани за землю, также точно и тляко-тляж со своих подвластных ничего не берет. О подати черкесы понятия не имеют, а каждый вла­делец живет тем, что для цего сделают его крестьяне. Обя­занности подвластных князю незначительны. В Большой Кабарде князь получает с подвластных ясак медом, дро­вами и барантою. Это есть право завоевателя, а за Кубанью оно неизвестно. По обширности земель, прежде занима­емых черкесами, они никакой цены земле не приписывали, но теперь уже начинают чувствовать стеснение.

Переселения аулов с места на место очень часты; аул, истощив кругом себя землю, переходит на другое место. Земли им для земледелия нужно немного. Садоводством и огородами черкесы не занимаются. По мере нашего утверждения в крае, те черкесские народы, которые не хотят нам покориться, отступают подальше в леса и трущобы за ре­ку Белую. Аулы, переселяясь, выбирают себе крепкие мес­та и стараются иметь вблизи себя лес, куда бы можно было убежать в случае нападения. Безопасность убежища пред­почитается в таком случае привольному житью на рав­нине. Искусство укреплять аулы еще неизвестно черкесам.

Качества и пороки народа. Жизнь, проводимая в опас­ности, разбивает присутствие духа, быстроту соображения, телесную красоту, гибкость и силу. Если когда-нибудь этот народ воспримет христианскую нашу цивилизацию, то в науках и искусствах он может сделать огромные успехи.

Ныне все способности устремлены на хищничество и войну. Черкес также легко охлаждается, как легко увлека­ется влиянием настоящего мгновения. В обращении с со­отечественниками он вежлив и приличен, почтителен к старшим, откровенен, говорит смело и резко, что думает. Манера развязная и ловкая, простая и вместе с тем до­стойная. Князья и дворяне отличаются особенною вежли­востью и исполнением так называемого дворянского обы­чая (уоркхабзе). Ко всему иноплеменному черкес питает закоснелую вражду. Гордится своим черкесским происхож­дением, ногайцами пренебрегает и считает их ниже себя, но в уважение того, что ногайцы — магометане, ставит их выше армян и евреев. О военных подвигах своих черкес никогда не говорит, что считается в высшей степени непри­личным, хвастовство не в моде. В обращении с нами, рус­скими, немирный черкес как будто’ каменеет, холоден и натянут; видно желание обмануть и опасение не быть обманутым нами. О жизни и обычаях своих говорит с на- _v мн неохотно. Легкомыслен на обещания, но о скором испол­нении обещанного черкес мало думает. Страх на него действует сильно и мгновенно, но он скоро оправляется и продолжает прежнее, как бы дорого за это не поплатился. С чрезвычайною гибкостью переходит от пирушки к дея­тельности, от молитвы—к воровству, от благочестия—к зло­действу. Религия есть единственная его твердая опора, но когда не боится наблюдения соотечественников, то легко уклоняется от исполнения религиозных правил. Так же точно и в бою. Когда черкес в составе большой партии и принужден сражаться в присутствии своих соотчичей, то из самолюбия готов совершить подвиги самоотверженные.

он знает, что его подвиг видят все и что он будет возна­гражден общею молвою. В одиночных хищничествах где нет свидетелей его поведения, он не всегда хлопочет о блеске подвига, а старается поскорее убить, обобрать, украсть что попало и убраться, избегая погони. К деньгам жаден, за деньги готов на убийство, на измену, но, полу­чив деньги, он готов дать их кому попадется с щедростью и легкомыслием. Примеры скупости редки. Да и нельзя ему быть скупым и привязываться к чему-нибудь, когда по первому слову, по первому намеку черкес должен немед­ленно подарить вещь нуждающемуся. Стоит только похва­лить чекмень, лошадь или другую вещь, черкес тотчас вам ее дарит. Не менее того, когда его задето самолюбие, то черкес готов 20 лет тягаться из-за какого-нибудь украден­ного у него теленка. Тогда спорам и разбирательствам нет конца. В одном и том же человеке вы найдете стран­ным образом соединенными и любовь к приобретению, до­шедшую до сутяжничества, и щедрость, доведенную до неуважения или, лучше сказать, до отрицания права на свою собственность. Характер энергетический и многосто­ронний, в том, несмотря на видимое легкомыслие, кроется твердая настойчивость и вера. Присмирев при виде явной опасности, черкес по миновании ее опять враждебен нам. Наущаемый своим духовенством, во имя веры он почитает войну с неверными делом священным и душеспасительным и не перестает враждовать, пока подвинувшееся укрепление или станица наша не убедит его в возможности скорого и неизбежного наказания. Как только Линия наша подвинет­ся вперед и черкес убедится в невозможности продолжать войну, то он уходит дальше в горы или превращается в мирного. Но на мирную жизнь черкес решается не преж­де, пока необходимость ясно его не убедит, что борьба бесполезна.