При подошве Бештовой горы видны два аула мирных черкесов. Я имел случай быть в одном из сих селений, у жены сосланного в Сибирь Узденя Каспаго. Жилища как дворян, так и их подданных (ясырей) не иное что, как про­долговатые, выбеленные внутри и снаружи мазанки без по­толка, без пола, без рам и без печи. Окна затворяются од­ним ставнем, а печи заменяет камин с большим шатром, из которого дым выходит чрез сплетенную из прутьев трубу, всегда открытую даже и зимою. В главной комнате (сакле) хранятся лучшие пожитки и посуда; тут же, в переднем углу, обыкновенно стоят два дивана, равно длинные и ши­рокие, украшенные резьбою, весьма похожею на вычуры старинных русских мебелей. В жилищах ясырей не нашел я большой разницы от господских палат; оба состояния не­много различаются и в одежде. У черкесов заметишь, может быть, более опрятности. При посещении гостей хозяйка не смеет сесть пред ними; если она молодая женщина, то и совсем не показывается. Девицам позволяется зато пощего­лять своим нарядом. Благодаря сему обычаю, мы видели трех дочерей наказанного разбойника — Кокуну. Фатимату и Солимату, — из которых старшая отличалась необыкно­венною обувью; она стояла и ходила на деревянных скамейках, украшенных жестью. Все зашиты в кожаные корсе­ты, придающие необычайную стройность стану. Затейливую сию шнуровку называют они хоншуба. Один супруг имеет права освободить кинжалом заключенные прелести из под сего ига. Мы много любовались на прекрасные глаза и во­обще на правильные черты черкешенок. Дети также чрез­вычайно милы.

Взрослых в ауле мы никого почти не видали: они зани­мались в то время сенокосом, но их каждый день можно встретить на Горячих Водах. Все имеют вид умный, гор­дый, воинственный. Вообще они роста среднего, стройны, ловки, славные наездники.

Костюм их имеет в себе нечто характерное, живопис­ное: косматая шапка, заменяющая чалму турецкую, в уди­вительной гармонии с пламенным выражением их физио­номии. Бешмет (род полукафтанья) перевязан туго ремен­ным поясом, на котором висит шашка, а чаще всего кин­жал. Высокие суконные штиблеты заменяют им ботфорты. Башмаки делают они своим покроем, без подошвы, а в са­погах совсем не имеют нужды, ибо ходят мало и степную даль сокращают верховою ездою. В дурную погоду бурка служит им непроницаемою и теплою защитою от дождя и холода.

В огородах я ничего другого не приметил кроме кукуру­зы. Они сеют еще несколько пшена, но от русских поку­пают и муку, хотя главная пища их — молоко и мясо ба­ранье.

С введением магометанства черкесы пишут на своем языке арабскими буквами. Недостаток их для выражения всех звуков языка черкесского, обильного носовыми и гор­танными складами, заставляет желать, чтоб для кабардин­ских племен изобретена была особая азбука. Один из их узденей, занимающийся разным торгом на Горячих Водах, известный всем приезжим Шора, намеревался представить правительству опыт таковой азбуки для напечатания. Ода­ренный счастливыми способностями, сей молодой человек успел выучиться — сколько можно в здешнем краю — пяти языкам, кроме природного: арабскому, который по спра­ведливости считается на Востоке не только священным, но и ученым; татарскому, или турецкому, который от древ­него монгольского владычества, не менее от позднейшего распространения суннитского вероисповедания, в таком же всеобщем употреблении между кавказскими племенами, в каком теперь французский язык в Европе; абазинскому, в котором вопреки некоторым ученым не находит кабардин­ский филолог никакого сходства с черкесским; персидскому и русскому. Одни из них стали ему известны в школе кумыцкой, заведенной в деревне Эндери, которую русские называют неправильно Андреевскою; другие — от здешних миссионеров и сообщества. По издании азбуки он хотел за­няться правилами, грамматическими и переводами с араб­ского разных нравственных книг для чтения. Будучи пре­дан Русской державе и доказав свою верность участием в наших экспедициях и прочим, он сочиняет иногда неболь­шие поэмы во славу нашего оружия, которые не может распространить между соотечественниками иначе как чрез изустное предание и медленное изучение на память. По введении собственной грамоты легче будет рассказать в Кабарде и даже за Кубанью благонаме|ренные писания, ко­торые, конечно, могут послужить к смягчению диких наших соседей, хотя скудная и непроходимыми горами пересека­емая их отчизна долго еще полагать будет преграды к со­единению взаимных выгод с общим миром. Может быть, предположение постепенного их образования покажется мечтательным, но, с другой стороны, грустно думать, что одно истребление может положить конец их разбойниче­ской жизни. Междоусобия, праведная месть владычеству­ющей на Кавказе державы и еще более моровая язва свер­шили уже над многими племенами ужасный приговор не­бесного правосудия. Кабардинцы подвергнулись той же участи. Спаслись от общей гибели те только, которые поко­рились победоносному русскому оружию.