Теперь следует нам досказать, какие происходили военные действия в 1831 году. В следующей главе Емануель расскажет их сам.
Глава VII
Восстание горцев. — Причины. — Извлечение из журнала генерала Емануеля касательно действий с 6 мая по 16 августа 1831 года. — Рана. — Увольнение в отпуск для излечения ран. — Отзыв военного министра
Приступим теперь к описанию горьких событий 1831 года. Горьких потому, что навсегда лишили отечество служения опытного, усердного, маститого воина, который, если бы рана не положила предел военному его поприщу, мог бы еще долго продолжать свою полезную службу. Здесь мы увидим, как вместе с опасностью возрастали и деятельность его, и распорядительность, и неутомимость, и самоотвержение, которые не изменились и тогда, когда он лежал с простреленной грудью на болезненном одре. При всеобщем почти восстании горцев не было ни одного пункта по обширному протяжению Кавказской линии, который ускользнул бы от его прозорливости и заботливости; все случайности были предвидены его предусмотрительностью и против каждой были сделаны распоряжения. Одного только он не смог отклонить — хищнической пули, которая, по судьбам Божиим, должна была положить предел знаменитому поприщу героя. Но что говорим!.. И эту беду мог бы он отвратить, предоставляя, к аж главный начальник, подчиненным действовать, а самому наблюдать из безопасного места. Но на это он не был рожден; в нем кипела та же кровь, которая некогда внушила тринадцати летнем у юноше отважную мысль — защитить родной город от неприятельского нашествия. Ни семейные связи, ни все, что могло привязывать его к жизни в счастливом и возвышенном его положении, не были в силах отклонить его от того, что он почитал своим долгом; он убежден был в необходимости рассеять многочисленные толпы Кази-муллы. пошел[на] него, уверенный, что и с малыми силами вытеснит его из твердыни, в которой он заключился, и сокрушит его скопища. Оно так и сбылось, но в этом отважном предприятии была минута опасности для отряда, для внутреннего ему края. Он не пощадил себя — и пуля какого- нибудь гнусного чеченца пробила насквозь эту неустрашимую грудь.
В начале 1831 года все горские народы зашевелились — скоро восстание сделалось общим. Вот причины, которым надобно приписать такой внезапный переворот. Уже миновало более года по заключении мира с Оттоманскою Портою и горцы узнали, что все те земли, на которых они обитают с древнейшего времени, уступлены Турцией России. Не постигая выгод и преимуществ, проистекающих для них от подчинения могущественному скипетру Российской державы, будучи притом природными врагами всякого просвещения, горцы устрашились одной только мысли потери своей независимости, которая, впрочем, ими употребляется единственно на хищничество, грабежи и злодеяния. Одно уже это чувство, разделенное всеми племенами, могло придать некоторое единство восстанию. Мы видели, что после окончания Турецкой войны фельдмаршал граф Паскевич-Эриванский имел мысль заняться лично покорением всех враждующих горцев и, по слухам, тогда носившимся по Линии, совершенное усмирение Кавказа должно было воспоследовать через три года. Помним еще, какое чрезвычайное волнение произвели в горах эти слухи, распущенные в 1830 году: одни робели, другие храбрились, презирая опасность. Толкам в непросвещенных умах не было конца. Читатель видел, какая естественная причина — холера — воспрепятствовала тогда исполнению плана, предначертанного фельдмаршалом; другие еще важнейшие обстоятельства были причиною отбытия знаменитого полководца в действующую армию. От этих естественных причин нанесение решительных ударов, которыми закавказский герой хотел привести непокорных горцев в должное повиновение, было отложено до удобнейшего времени. Но нередко случается, особливо с непросвещенными умами, что самые обыкновенные обстоятельства толкуются превратно, особенно когда такое толкование ласкает любимую мечту. Так и в настоящем случае.
