Теперь следует нам досказать, какие происходили воен­ные действия в 1831 году. В следующей главе Емануель расскажет их сам.

Глава VII

Восстание горцев. — Причины. — Извлечение из журнала генерала Емануеля касательно действий с 6 мая по 16 августа 1831 года. — Рана. — Увольнение в отпуск для излечения ран. — Отзыв военного министра

Приступим теперь к описанию горьких событий 1831 го­да. Горьких потому, что навсегда лишили отечество слу­жения опытного, усердного, маститого воина, который, ес­ли бы рана не положила предел военному его поприщу, мог бы еще долго продолжать свою полезную службу. Здесь мы увидим, как вместе с опасностью возрастали и деятель­ность его, и распорядительность, и неутомимость, и само­отвержение, которые не изменились и тогда, когда он ле­жал с простреленной грудью на болезненном одре. При все­общем почти восстании горцев не было ни одного пункта по обширному протяжению Кавказской линии, который ускользнул бы от его прозорливости и заботливости; все случайности были предвидены его предусмотрительностью и против каждой были сделаны распоряжения. Одного только он не смог отклонить — хищнической пули, которая, по судьбам Божиим, должна была положить предел зна­менитому поприщу героя. Но что говорим!.. И эту беду мог бы он отвратить, предоставляя, к аж главный начальник, подчиненным действовать, а самому наблюдать из безопас­ного места. Но на это он не был рожден; в нем кипела та же кровь, которая некогда внушила тринадцати летнем у юноше отважную мысль — защитить родной город от не­приятельского нашествия. Ни семейные связи, ни все, что могло привязывать его к жизни в счастливом и возвышен­ном его положении, не были в силах отклонить его от то­го, что он почитал своим долгом; он убежден был в необ­ходимости рассеять многочисленные толпы Кази-муллы. пошел[на] него, уверенный, что и с малыми силами вытес­нит его из твердыни, в которой он заключился, и сокрушит его скопища. Оно так и сбылось, но в этом отважном предприятии была минута опасности для отряда, для внут­реннего ему края. Он не пощадил себя — и пуля какого- нибудь гнусного чеченца пробила насквозь эту неустраши­мую грудь.

В начале 1831 года все горские народы зашевелились — скоро восстание сделалось общим. Вот причины, которым надобно приписать такой внезапный переворот. Уже миновало более года по заключении мира с Оттоман­скою Портою и горцы узнали, что все те земли, на которых они обитают с древнейшего времени, уступлены Тур­цией России. Не постигая выгод и преимуществ, происте­кающих для них от подчинения могущественному скипет­ру Российской державы, будучи притом природными врага­ми всякого просвещения, горцы устрашились одной только мысли потери своей независимости, которая, впрочем, ими употребляется единственно на хищничество, грабежи и злодеяния. Одно уже это чувство, разделенное всеми племе­нами, могло придать некоторое единство восстанию. Мы видели, что после окончания Турецкой войны фельдмаршал граф Паскевич-Эриванский имел мысль заняться лично по­корением всех враждующих горцев и, по слухам, тогда но­сившимся по Линии, совершенное усмирение Кавказа долж­но было воспоследовать через три года. Помним еще, какое чрезвычайное волнение произвели в горах эти слухи, рас­пущенные в 1830 году: одни робели, другие храбрились, презирая опасность. Толкам в непросвещенных умах не было конца. Читатель видел, какая естественная причина — холера — воспрепятствовала тогда исполнению плана, предначертанного фельдмаршалом; другие еще важнейшие обстоятельства были причиною отбытия знаменитого пол­ководца в действующую армию. От этих естественных при­чин нанесение решительных ударов, которыми закавказ­ский герой хотел привести непокорных горцев в должное повиновение, было отложено до удобнейшего времени. Но нередко случается, особливо с непросвещенными умами, что самые обыкновенные обстоятельства толкуются пре­вратно, особенно когда такое толкование ласкает любимую мечту. Так и в настоящем случае.