После такого их образа жизни и содействия против нас и между собою можно ли еще ожидать от сего народа к изменению на чувства идей благомыслия и образованности. Неясно из сего видно, что они враги наши вечные — к несчастью их или к счастью нашему; что они малогод­ны) и по потерянии разума не имеют здравого рассудка; они бы нам не сделали ни малейшей пощады. Есть случаи в свете, что иногда все владельцы отдают на воспитание своих сыновей те своим узденям и даже своим рабам. Те­перь чему мы должны больше всего удивляться, то изме­нению сего народа на противодействие к принятию наших обычаев и образованности.

Теперь есть некоторые из владельцев, коим Россия ста­ралась давать все средства, чтобы могли пользоваться и сносить лучшую жизнь, и именно: владелец полковник Атажук Хамурзин служил в последней войне против ту­рок, пожалован бриллиантовою медалью и по некоторому сомнению был сослан жить в Екатеринослав, оставил все русское и принял свои кабардинские обычаи. Это отчего? Ежели ни есть от того, что наш образ жизни имеет перед их глазами противное.

Владелец полковник Измаил Атажуков служил в армии и был послан вместе с теми в Екатеринослав; после дол­го жил в Петербурге, пожалован кавалером ордена свято­го великомученика Георгия 4-го класса и бриллиантовою медалью, говорит и пишет по-российски и по-французски и имеет жалованья 3000 руб.; получив столь много милостей, как бы надлежало мыслить о нем. Правда, что он живет в Георгиевске, но в прочем все напротив: он жену свою дер­жит в Кабарде, сына родного, который имеет 10 лет от роду, отдал на воспитание одному своему узденю, молодо­му и весьма глупому человеку. Когда едет в Кабарду, сни­мает с себя крест, медаль и темляк положит в карман.

Владелец капитан Темирбулат Мисостов с детства по­слан был в Петербург; воспитан в Горном кадетском кор­пусе; служил в Новотроицком кирасирском полку до капитанского чина. Возвратился в свое отечество, не знавши ни одного слова природного кабардинского языка; тотчас позабыл свое воспитание и теперь никак нельзя его разде­лить от прочих кабардинцев. Он имеет двух сыновей, но, чтобы отдать их на воспитание в Россию, он никогда не согласится и не подумает. На слова о сем, ему предлагаемые, склонен и обещает, но, чтобы исполнить на деле, то­го невозможно ожидать никогда.

Столь разительно то, пишу оное справедливо. Я человек стар, со дня на день гляжу в гроб. У меня кабардинцы к прочие горские здешние народы никогда не украли ничего, не убили никого и не имею в виду никаких собственных интересов. Следовательно, я не имею против них никакой и ненависти и пишу сие, представя самую истину насто­ящего положения, единственно только для того, чтобы по­казать государю моему верную мою службу, пользу госу­дарству и тем самым народам. И за что надеюсь ожидать от Бога сугубого воздания, то в царстве вечности.

Я не удивлюсь, если кто-нибудь удален от личного всех сих обстоятельств свидетельства в нечувствительно­сти, к кому доходит почти ежедневно: там угнан табун лошадей, там рогатого скота; там убит проезжающий и ограблено все его имение; там хлебопашец изрублен в кус­ки, взяты все его орудия и волы; там убит такой-то отец, там убит брат такого-то, там увлечен в плен сын такого-то, там дочь такого-то, там работник такого-то, там изрублен на части крестьянин такого-то помещика и отнято знатное количество скота; там убито преследующих за хищниками столько-то казаков, а там целое семейство истреблено. Услышавши, обратя исполнению надлежащему, не имею­щему способа к удовлетворению месту» не может быть тро­нут. И на изобретаемые, самые легчайшие и возможные, представляемые к средствам исполнения меры: умолчав, внимания хладнокровно и взирая равнодушно. Произжечь сии следствия здешнего края неизбежны. Но надобно опросить того, кто имеет должность, объемлющую еже­дневными хлопотами ходатайствовать; кто очевидец, не имеющий покоя ни день, ни ночь, ни часа; занимающийся трудами и мерами к поправлению и удобоизобретению спо­собов, самими не соответственными понятиями и поступ­ками к отвращению иного надобно спросить того, который подает утешение, удовлетворяющее потушению и затме­нию остывших чувств унылости — прохлаждением росою несчастного, не имея других средств сделать пособия.