О, прелесть ты света! О радость души!

Ни черные очи, ни сладость в устах

Тебя не спасли от погибели злой…

Зверь, Али! Омойся в невинной крови,—

Коварный Девлет! Ты посмейся ему!

Сестру ты обманом в злодейство введи,

С Шегенем лукавым учите меня,—

Пусть я призову Канамата к себе;

Ревнивого мужа пусть кровь закипит;

Пусть мщением лютым он гнев утомит;

И крови напьется невинной жены…

Ах! режьте, злодеи! — Терзайте меня!

Я, я погубила… невинна она! —

Ах! дайте отраду — убейте меня!

О, дочь моя! Где ты? — иду я к тебе.—

С тобой неразлучно жила — и умру,

Тебя погубила — и погибну сама.

Она бросилась к ближайшему черкесу, и, выхватив у него кинжал, мгновенно поразила себя в сердце и пала, издыхая, на ту, которую погубила своею безрассудностью. Это была Фатима. Обманутая Девлетом и мучимая раскаянием, она явилась, чтобы умереть вместе с злосчастною.

Скоро Али-Мирза удостоверился в невинности жены своей и за слепую ревность свою наказан был долговременмым мучением раскаяния; Сверх того за бесчестие фамилии князя Атажухова он должен был, по определению Шариата, выплатить значительную пеню и едва мог примириться с раздраженными братьями погибшей. Коварный Девлет был преследуем, но тщетно: он умел укрываться в ущельях гор, промышляя разбоями с переменным счастьем.

Сам Аля для рассеяния грусти своей отправился за Кубань к Абазехам, с которыми подружившись, участвовал в их набегах. Между тем аул его с Баксана переселился далее на Урух, и черкесы, почитая старое место нечистым от влияния злого духа, ту гору, где два кургана скрывают прах погибших жен, прозвали — Кыз-Брун71.

Н. ДУБРОВИН

Черкесы (Адыге). Краснодар, 1927 г., вып. 1, 176 с.

Хегайское племя занимало прежде важное место между черкесскими племенами. Князья этого племени, два родные брата, славились своим мужеством и щедростью. Старший из братьев, Атвонук, был средних лет, очень дурен собою, а младший, Канбулат, молод и красоты необычайной; плечи его были так широки, талия так тонка, что когда он лежал, то кошка проходила под его боком, не задевая пояса — а это верх черкесской красоты!

Сознавая свой физический недостаток, Атвонук не хотел жениться, но настойчивость и убеждение друзей заставили его взять себе жену с тем, однако, условием, чтобы и младший брат, Канбулат, последовал его примеру. Оба брата женились, и Канбулат, как бы предчувствуя что-то недоброе, вопреки обычаям своей родины, никогда не показывался своей невесте. Черкесская женщина в прежнее время пользовалась сравнительно значительнейшей свободою и принимала даже участие в делах общественных.

Пораженная красотою брата своего мужа, жена Атвонука искала случая с ним сблизиться. Однажды, в отсутствии мужа, приехали к ней в гости родственники и просили Канбулата провести их в покои невестки. Отказать в такой просьбе было бы неприлично, невежливо и Канбулат принужден был против собственного желания побывать у жены

брата. По удалении гостей, княгиня, под предлогом переговоров о домашних делах, удержала у себя Канбулата, и, с бесстыдством сладострастной женщины, потребовала от него клятвенного обещания провести с нею вместе наступающую ночь, угрожая, в противном случае, поднять тревогу и объявить народу, что он хотел ее обесчестить. Слова свои она подтвердила целованием молитвенника, который висел в серебряном футляре на ее груди. Удивленный бесстыдством, но сознавая безвыходность своего положения, Канбулат дал слово исполнить желание своей невестки и, в обеспечение его, поцеловал тот же молитвенник.

Наступила ночь. Канбулат явился, но объявил, что пришел не для того, чтобы быть преступником, а для того только, чтобы исполнить клятву, к которой присоединил другую, что зарежет свою невестку при нескромном порыве, при неуместной и соблазнительной ласке. Обнаженная сабля, как доказательство решимости и твердости слова, легла между ним и невесткою. С наступлением утра, Канбулат бежал с ненавистной ему постели, не заметив, как одна из трех стрел, которые носили тогда черкесы на себе и дома, подкатилась под кровать: он забыл даже о том, что у него было три, а не две стрелы…