Из Афин в боспорские города вывозились также металлические изделия: серебряные и золотые украшения, предметы вооружения, бронзовые и серебряные сосуды, много вина и оливкового масла. Часть этих товаров потреблялась населением боспорских городов, но большая часть перепродавалась окружающему местному населению или выменивалась у него на хлеб и другие виды сырья.
На афинский импорт боспорские города отвечали усиленным экспортом. В этот торговый оборот были вовлечены, как свидетельствуют о том местные погребения и раскопки местных городищ, широкие слои местного населения и прежде всего знать, активно участвовавшая в торговле с греческими городами.
Результатом этого было широкое внедрение греческой материальной культуры и соответствующих бытовых и культурных навыков в жизнь местного общества. В многочисленных курганных погребениях местной знати этого времени преобладают вещи греческого происхождения. В самом обряде погребения также сказывается греческое влияние. Особенно заметно оно на территории Синдики, о чём свидетельствуют, например, синдские монеты, чеканившиеся в точном соответствии с греческими образцами.
В свете всех этих явлений становится понятным и общий характер происшедшей на Боспоре политической перемены.
Как уже указывалось, по свидетельству Диодора, в 438/37 г. до н. э., власть на Боспоре перешла от Археанактидов к некоему Спартоку, родоначальнику новой боспорской династии, управлявшей затем этим государством вплоть до конца II в. до н. э.
Не располагая сведениями о конкретных обстоятельствах, сопровождавших смену династий, мы, однако, ясно представляем её историческое значение. Если Археанактиды, судя по их чисто греческому имени, были греками, то Спарток и его преемники вышли из местной среды.
Имя Спартока, как и имена других представителей новой династии, например, Перисада, известно нам из текстов, связанных о Фракией. Поэтому в научной литературе существует мнение, что Спарток был фракийцем. Другие представители династии Спартокидов носили чисто греческие имена: Сатир, Левкон, Евмел, Горгипп, Аполлоний.
Это, несомненно, свидетельствует о сильном воздействии эллинской культуры на правящие круга Боспора. До нашего времени дошёл афинский рельеф с изображением трёх Спартокидов: Спартока Второго, Перисада и брата их Аполлония. На этом рельефе им придан чисто греческий внешний облик.
Однако греки, если судить по античной литературной традиции, видели в Спартокидах всё же представителей «варварской» династии. Например, Страбон, рассуждая о высоких моральных качествах, свойственных некоторым «варварам», в качестве примера таких добродетельных «варваров» называет боспорского правителя Левкона.
В этой связи, естественно, возникает вопрос, действительно ли следует непременно рассматривать Спартока как выходца из Фракии, т. е. человека, не связанного с местной (боспорской) средой. Имя Спартока, правда, в несколько иной транскрипции, упоминает Фукидид в тех местах своего труда, которые посвящены фракийскому царству Одрисов. Это, однако, ещё не означает, что Спарток не мог быть представителем местной скифской или меотийской знати.
Дело в том, что с VI в. до н. э. наблюдается проникновение скифов на Балканский полуостров. Оно засвидетельствовано и античной литературной традицией и археологическим материалом — многочисленными находками скифских вещей на территории Балканского полуострова. Повидимому, после проникновения скифов на территорию, заселённую фракийскими племенами, они смешались с последними.
Таким путём скифские имена могли войте во фракийский обиход. Наши сведения о языке фракийцев и о языке скифов вообще очень скудны. Поэтому грань между фракийскими и скифскими племенами весьма условна.
В конце концов вопрос, был ли Спарток фракийцем, т. е. человеком пришлым, попавшим на Боспор в силу стечения случайных обстоятельств, или, наоборот, выходцем из верхних слоёв местного общества, не так уж существенен.
Важно другое. Спартокиды, безусловно, располагали связями пользовались влиянием в местной среде.
