были превращены в великолепные виноградники. Нижняя часть сада была засажена самыми разнообразными пло­довыми деревьями — грушевыми, яблонями, «шишками», алычою, вишнями, черешнями, барбарисом, персиком, ту­товником и т. п. Были здесь великолепные аллеи из лип и акаций, была превосходная круглая лужайка, обсаженная огромными персиками и тутовыми деревьями, и т. д. Для поливки виноградников и некоторых частей нижнего сада был проведен на несколько верст канал. В таком виде на­ходился сад в кабардинских руках. Совсем иной вид по­лучил он с тех пор, как русские получили возможность хозяйничать в нем. Канал заброшен. Виноградники не обрабатываются, и зеленые лозы одичавшего винограда, скашиваются на корм скоту, вместе с травою, которой за­росли террасы. Плодовые деревья вырыты и пересажены в обывательские сады, а более старые — срублены на топли­во. Липовые и акациевые аллеи истреблены самым беспо­щадным образом, и я лично был свидетелем, того, как истреблялись остатки этих аллей, причем в этом расхище­нии общественного, достояния не церемонились принимать участие наиболее интеллигентные члены местного русско­го населения. Один из этих «интеллигентов», вырубивший много липовых и акациевых деревьев, чтобы не покупать дров, на мой вопрос о том, не чувствует ли он некоторой неблагодарности в своем поступке, ответил мне, что «здесь этим деревьям стоять не полагается». Громадные деревья, входившие в состав великолепного «круга», тоже большею частью вырублены, а оставшиеся потеряли боковые ветви и полузасохли. В настоящее время Атажукин сад представ­ляет огромное заброшенное пространство, заросшее мелким вишняком, колючим кустарником и сорными травами, и только кое-где остались большие деревья, напоминающие о прежней кабардинской культуре. Несомненно, однако, что участь и этих памятников старины очень непрочна.

Верстах в 7—8 от слободы Нальчик, вверх по реке того же имени, некогда был кабардинский аул, а при нем рос прекрасный сад, значительно превосходивший своими раз­мерами Атажукин. Сад этот подвергся такому же расхи­щению со стороны русских, как и Атажукин, и в настоя­щее время представляет еще большую мерзость запусте­ния, чем последний.

Такова здесь русская «культура», и образцы этой куль­туры можно видеть повсюду в Терской области. Лицам, говорящим о некультурности горцев и недостатке у них трудолюбия, следовало бы обратить внимание на эти фак­ты, а также на некоторые другие, характеризующие степень культурности и трудолюбия кавказских туземцев, каковы­ми фактами могут служить: развитие у горцев архитектуры, образцы которой можно видеть на башнеобразных зданиях Горной Осетии или на башнях по Военно-Грузин­ской дороге; скотоводство у горцев вообще и карачаевцев в особенности, ухитрившихся развести огромные стада рогатого скота на неприступных высотах у подошвы Эль­бруса; на ирригацию на Кумыкской плоскости, отчасти у чеченцев и в особенности в Закавказье,— ирригацию, подобную которой русские здесь накак не могут устроить, несмотря на содействие научной техники и капитала; на широкое распространение среди горцев кустарных промыс­лов, на превосходнейшие местные кустарные изделия из шерсти, шелка и металлов и т. д. Останавливаться на всех перечисленных фактах я не буду, так как это завело бы нас слишком далеко от предмета статьи выселения горцев. Не могу, однако, не поговорить об одном предмете, зна­комство с которым даст читателю понять и о горской культуре и о трудолюбии горцев, а вместе с тем покажет, насколько должны быть серьезны причины, изгоняющие горцев из родной страны на чужбину. Я говорю о земле­делии в горах.