В течение времени управления моего я за правило поставил себе поступать с сими народами всегда с кротостию и самою строжайшею справедливостью. Старался во всяких многих случаях доставлять им защиту, удовлетворение, ходатайствовал для их пользы и выгоды, сколько
силы и возможность моя с помощью начальства могли соответствовать; и важнее всего в прошлых 1805-м, 1806-м и 1807 годах [во время] пристально свирепствующей в Кабардах заразительной болезни, когда последовал недостаток и неурожай хлеба, будучи истребляемы язвою и понудительного смертию голода, чему я сам очевидец, питания земляными кореньями, от чего многие распухли и похожи на образ человека, едва имеющие движение. Запрещено было от начальства, дабы не внесена была к нам заразительная болезнь, запереть кордон и ни под какими предлогами не пропущать их в наши границы. Я с прискорбием и сожалением, сродным человечеству и великодушию, взирая на неизбежную погибель их, многократно ходатайствовал у начальства, с великими затруднениями, испросить им паки на пропуск в границы для необходимых их нужд чрез карантин позволение, на что все отваживался, единственно только желая доставить лучший способ и образумлению и чувствованию. Дабы споспешествуя великодушным намерениям его императорского величества государя нашего, доказать им, сколь его милосердия простираются на них, и тем испытать их. В чем могу сослаться на бывших в сие время на Линии начальников: частных генералов и публику, которая во многих случаях за таковые к ним благодеяния с огорчением взирала на меня, но к горестному и прискорбному сожалению моему наконец я должен изъявить с истинною признательностью; они всех сих священных его императорского величества волею, начальством оказываемых милостей не чувствуют.
В течение времени управления моего сими народами я многократно слышал, видел и испытал их вероломные и зловредные беспрестанные обманы — частые их набеги, грабежи в наших границах и преданность к Оттоманской Порте. Довольно доказывают деяния их и поведение относительно вообще к нам и, особенно, к каждому христианину. Как о том из многих последующих причин ясно будет показано, я узнал, что мы сей народ кормим в наших грудях [как] змею, которая всегда, рано или поздно, готова пустить нам яд свой.
Если я, когда имел честь представлять главному начальству о некоторых владельцах достойные их заслуги, с подробным изъяснением оказанной пользы, в замечание исходатайствовал за оные соразмерного награждения. То сие мною учинено единственно только по словам, в ожидании обещания исполнить его! И дабы сколько возможно привлечь большую партию оных на нашу сторону, не меньше сопутствовало меня в сем руководство к приобретению опытности и доказательства, простираемого к невниманию их преступлениям, монаршего благоволения.
А многократно знаменитых владельцев, управляющих делами и народом, упрекал в их нечувствительности, недеятельности, и не исполнении по повелениям главного начальства и моих настояний о пресечении хищничества, взыскании онаго и доставлении удовлетворения. Они отзываются неимением сил и возможности, что их народ вольный их не слушает! Я многократно напоминал им и даже многим, что они клялись перед Богом и Алкораном с доброй воли: когда будет правление между ими позволено по их обычаю и закону, они всегда пребудут верны, спокойны и удовлетворительны; будут наказывать воров, изменников и других преступников по закону; отвратят всякие неприязни и непорядки, будут послушны и исполнять все требования.