Правда, мы виноваты. Во многих случаях я им давал понимать, [что] они неблагодарны и бессовестны, что Рос­сия есть их спасительница, покровительница и избави­тельница от многих бедствий, в которых они давно [бы] все и безвозвратно погибли. Россия не требует от них никакого отягощения, кроме спокойства и собственного их благоден­ствия; удовлетворения, притом из своего великодушия, все их желания отзываются; что они всегда довольны, благо­дарны, все сие чувствуют, и виноваты, что не в силах ниче­го сделать.

Не довольно ли есть понятие их сих отзывов и извине­ния в чувствительности? Что они под личиною невозмож­ности и неимения сил (владеть собственным своим народом, который считают вольным и коего, ежели захочет, по [о]дним только прихотям может убить без ответа правосу­дию) не хотят ничего исполнять. [То] здесь скрывается весьма много рассуждений. Единомыслие их с теми разбойниками, кои беспрестанно беспокоят наши границы и наводят по­селянам страх и разорение грабежами и убийствами и коих они всемерно стараются оправдать фальшивою присягою — подобных им подобранных нескольких разбойников, сви­детельствующих поручительством в их невинности. Чрез что и чрез разные сроки на несколько времени один за другим отлагаемые, которые никогда не исполняются по их обещаниям в свое время. Всякое удовлетворение по времени и по неудобности (в рассуждение столь не весьма значительного и еще более частного человека убытка) к понуждению войском в свое время всегда остается только в замечании, а сим и дается на подобное дерзновение впредь более повод.

Сей народ 30 лет тому назад был без всякого закона, потом приняли магометанский. И между ими сделалось столь много ефендиев и мулл, что теперь в каждом ауле по крайней мере есть один.

Сии ефендии, которые одни только имеют читать, столь­ко взяли верх над народом, что почти сделали себя само­властными их имения, их чувств и правителями их пове­дения. Они столько внушили гнева против каждого хри­стианина, что даже кабардинец не имеет на него никакой надежды и доверия и показывает, что ни за что почитает все наши обычаи, хотя бы оные были для них и при­быльные.

Вот причина, при которой сей народ всегда останется в своем варварском состоянии, в которое мы стараемся их еще более поднять и давать способы более оному вкоре­ниться.

Вот от чего от всего народа не выходит никакого совер­шенного художества! Вот причина, что сей народ столь бе­ден и не хочет принимать от нас никаких благоразумных советов и обычаев: уже тому пять лет, как они видят, что моровая язва между ими сильно свирепствует, от которой осталось их почти только десятая доля, видят, что мы принимаем к истреблению столь заразительного яда все­мерные способы осторожности и врачевания. Имеют сред­ства, по обыкновению своему, жилища свои переменять, где есть самой лучший воздух. Могли бы последовать на­шему примеру. Но нет! Я с ними часто разговаривал, сове­товал, внушал и убеждал, чтобы они береглись и приняли спасительные меры. И ежели желают в наших врачеваниях помощи, то начальство наше всегда готово доставить им оную. Отвечают, что сей поступок закону их противен…

Живут в местах с зараженными по то время, покуда смерть их самих не истребит, вместо того, чтобы платье мертвых и до чего они прикасались сжечь, родня оное тотчас наде­вает и также умирает. От чего сделалось столь вредное упрямство? От того, что их муллы вложили им в мысль, что все сие их бедствие зависит от провидения Божия.