Черкесы, как и прочие горские племена, — народ земле­дельческий. Земледелие, скотоводство и пчеловодство суть главные занятия черкеса. Все это в первобытном, младен­ческом состоянии: понятие о праве собственности хотя и существует в народе, но оно имеет особенный характер от быта горского, в котором все подчинено одной мысли — развить в народе отвагу и воинственность. Черкес готов жизнь отдать за свою собственность, но к чужой собствен­ности не имеет никакого уважения и с опасностью [для] жизни, где может, готов себе присвоить чужое. Воровство и хищничество, последствия этого неуважения к праву соб­ственности, считаются занятиями почетными, и они ува­жаются горцами, потому что почитают воинственный дух народа и развивают в нем все качества, необходимые для того, чтобы сохранить его независимость. На все увещания не хищничать горцы отвечают: «А что же станется с на­ми, когда перестанем хищничать? Мы сделаемся пасту­хами». Так как хищничество занимает важное место в жиз­ни горца, то оно будет рассмотрено более подробно ниже.

Общежительность, основанная на хищничестве и на кровомщении, которую мы встречаем ныне у горцев, суще­ствовала в полной силе и у древних эллинов во весь пер­вый героический период их истории до начала Троянской войны и, постепенно ослабевая, продолжала существовать до основания первых государств Древней Греции.

Древняя общежительность эллинов этого периода изве­стна нам только из «Илиады» и «Одиссеи», двух величай­ших памятников первобытной поэзии человечества. Так вы видите пелазгов, разделенными на маленькие независи­мые царства, основанные героями и полубогами; вы нахо­дите хищничество, угоны стад и табунов, плен людей и перепродажу их в другие народы, находите гостеприимство, жертвоприношения, кровомщение. Все эти черты древнего быта эллинов, описанные обстоятельно Гомером, вы най­дете в настоящее время существующими, живыми в быте кавказских горцев. «Одиссея», прочитанная на Кавказе, ли­цом к лицу с горскими народами, делается вполне понят­ною, и вы, изучая быт черкесов, поймете быт древних пе­лазгов, сохранившийся в ущельях Кавказа неизменным в течение тысячелетий.

Настоящее умственное и гражданское развитие горцев в младенческом состоянии. То же разделение на маленькие общества, управляемые старшинами или князьями, повсе­местная власть мирской сходки и судебное разбирательст­во по обычаям. Горец отлично владеет оружием, умеет выездить боевого коня, ловок на хищничестве, умеет [уйтл] вовремя от погони и неожиданно напасть на своего неприя­теля. Вот его главная наука, все его воспитание. Горцы с трудом перенимают все постороннее. В беспрерывном столк­новении с нами, но не понимают, что такое Россия, ее си­лы, пространство и военные средства. Они видят русского солдата, казака, русские орудия, русские деньги, а внут­реннего быта нашего, нашей цивилизации они не понимают. Одна пленная горская женщина наивно спрашивала у сол­дата нашего, кто он такой. Родился ли он от матери или так произошел на свете? Горцы не понимают нашей иерар­хии, нашей системы действий. Случалось часто, что горские старшины, увлеченные личным расположением к одному из наших частных начальников, заключали с ним мирный договор, но хищничали в пределах другого начальника. Не понимая связи наших начальств, они считали началь­ника, которому покорились, самостоятельным князем, чем- то вроде их горских князей, и полагали возможным хищ­ничать в пределах другого русского князя. Это невежество есть одна из причин их непокорности. Горцы, служившие в Петербурге, вернувшись назад, рассказывают своим роди­чам в горах о нашем богатстве, огромности наших городов, о нашей силе. Этого никак горцы понять не хотят. Они счи­тают своих соотечественников, служивших у нас, подкуп­ленными нами, чтобы им рассказывать «небывалые бас­ни о могуществе нашем». Старшины, частью от невежества частью с умыслом, заставляют рассказчиков молчать; обыкновенно, когда расскажешь им о могуществе России, о пространстве ее земель, они качают недоверчиво головою и говорят: «Странно! Зачем же русским нуждаться в на­ших горах и маленькой земле? Нет, верно, у них негде жить», — и тем разговор кончается.