Мрачный вид,— с которым Али-Мирза принял поздравление, и задумчивость во время пути, подали повод Девлету к разговору, через который он мог выведать тайну своего кунака, узнать гнездящуюся в его сердце ревность. Это открытие довольно способствовало злому человеку для удовлетворения своего мщения Зюльме за презрение к нему, а Канамату за соперничество; он даже хотел возбуждением сильной ревности и подозрения в Али-Мирзе его самого довести до расстройства или гибели, чтоб извлечь из того для себя какую-нибудь пользу.

«Знаешь-ли, Али, что я знаю?» стал он говорить несколько подумав.

— Нет, скажи, так буду знать.

— Канамат, этот удалой шынэ55, который везде от нас прячется, из твоего огорода крадет къэб56.

— Как так?

— Да, он надеялся прорезать своим кинжалом ту ку- эншыбэ , которая тебе досталась… теперь же думает заменить это тем, чтоб в сумерках вечера лазить в гарем твой…

—- Какой черт рассказал тебе это. Я не верю.

— Верь, или не верь; но мне бы хотелось, чтобы ты сам это увидел когда-нибудь.

— Скорее хочу потерпеть разорение от уруса, нежели видеть это.

— Жаль мне тебя, Али; как добрый кунак я беру участие в твоем горе. Зачем не сказал мне прежде, что хочешь иметь Зюльми; все знали, как она любила Канамата, как Канамат хотел взять ее без калыма — а ты не знал этого. Я бы никогда не посоветовал тебе без уверенности в Зюльме решиться купить ее, хотя бы на пару подков; как нет сладости для нее лишь из одной чаши с тем, кого не любишь, так нет радости для тебя обнимать ту, которая дышит страстью к другому; это хладный труп л1а58, привязанный к телу живого, с которым надобно жить и умереть, если не будет довольно мужества разорвать цепи союза».

Али-Мирза слушал и ничего не отвечал; он погружен был в мрачную заду мчивость.

-Я тебе советовал, продолжал коварный Девлет, удостовериться в том, что я знаю, и прогнать неверную к отцу ее; — жаль только, что калым…»

— Калым выдан в половину,— сказал Али-Мирза, как бы пробужденный, за другую поручились узденя; но я готов еще столько же дать, если б она могла любить меня… Девлет! ты открыл мне такую тайну, которой верить было склонно мое сердце, но я страшился думать — так, не напрасна эта холодность, печаль, принужденные ласки… О блэ’л ты скоро почувствуешь всю силу моей над тобой власти… но если все это ложь, Девлет! за нарушение моего спокойствия и за вмешательство в домашние тайны, ты будешь отвечать мне своею жизнью.

«Али! — отвечал грозно разбойник, не забудь, что я умею владеть оружием, и кто грозит мне гибелью за правду, тот сам пострадает от неправды…»

Дунгаз! дунгаз!60 — закричали сзади узденя и бросились с обеих сторон вперед за кабаном, который, выскочив из камыша, побежал по ту сторону речки через гору в лес; поднялась стрельба и крик… Али невольно был увлечен конем своим вслед за другими; но Девлет с двумя товарищами повернул назад, и посторонним путем скоро приехал к аулу своего кунака на Баксане.

В голове разбойника гнездились замыслы злодейские. Остановясь в крайней сакле у знакомого Чагара61 он велел одному из своих сходить тайно к саклям Али-Мирзы и вызвать оттуда дворового Унаута62 Шегеня, который за некоторые одолжения был довольно предан Девлету и содержался у Али как бедный уздень, в угнетении.— Шегень скоро явился с посланным. Девлет тайно с ним переговорил о чем-то, и отпустил, приказав ему позвать к себе Фатиму. С наступлением сумрака ночи явилась скрытно и сестра его, только в мужском платье с кинжалом у пояса. Они довольно долго между собою говорили, но о чем никто не мог того знать; только речь их продолжалась с жарким спором; наконец Фатима ушла в Гарем Али-Мирзы, а Девлет уехал, запретив Чагару говорить кому бы то ни было о своем приезде.