Если вспомнить судьбу ханов Шекинского и Карабахского, то картина ясна. Ермолов мог торжествовать…
Но оказалось, что эта победа чревата тяжелейшими по-следствиями — русские власти потеряли пускай ненадежную и «позорную», но все же единственную опору в Дагестане. Была
взорвана традиционная система баланса сил, и на первый план вышли вольные горские общества. Разрушив сеть покрывавших Дагестан самодержавных квазигосударств, по своей психологи-ческой сути родственных самодержавной России и потому в со-ответствующих обстоятельствах — военное поражение Персии, например, — готовых ориентироваться на северного исполина, Ермолов поставил Россию лицом к лицу с военной демократией (разного уровня) вольных обществ, представления которых кате-горически не совпадали с имперскими. Подавив властную волю ханов, убрав их с политической арены как ведущую силу, Ермолов — помимо всего прочего — расчистил поле для куда более грозной силы, бескомпромиссно враждебной России.
Известно, что первый имам, наставник Шамиля, Кази-мулла, возродивший через полвека после шейха Мансура со-крушительное движение мюридов, столь же энергично, как против русских, боролся и против ханов, пытаясь объединить Кавказ для противостояния экспансии с севера.
Разрозненные, неустойчиво сбалансированные действия ханов сменила централизующая, единонаправленная воля имамов. Свирепые и корыстные ханы, несмотря на их тяготение к Персии, были естественными союзниками России в борьбе с имамами, ибо построение единого теократического государства на Кавказе означало их фактическую ликвидацию.
Цицианов и Ермолов проделали для Шамиля огромную подготовительную работу.
В борьбе против ханства парадоксально совпали — при противоположности конечных целей — устремления Цицианова, Ермолова и трех имамов: Кази-муллы, Гамзат-бека и — прежде всего — Шамиля.
Просветительская, цивилизаторская, гуманизаторская — с его точки зрения — доктрина Ермолова решительно сработала в этом случае против интересов России, создав идеальные предпосылки для объединения вольных обществ и освободившихся от локальной деспотии жителей ханств под властью теократического лидера.
Впереди был самый тяжкий период войны…
КАВКАЗ И ЦАРЬ
Петербургская утопия
Страны не знали в Петербурге…
Пастернак
Горшком отравленного блюда Внутри дымился Дагестан.
Пастернак
Известный историк Закавказья и Кавказа А. Берже писал в одной из своих работ: «В летописях русского владычества на Кавказе есть события, которые прошли будто не замеченными несмотря на несомненную историческую их важность и значение. К таким событиям относится, между прочим, поездка императора Николая на Кавказ, предпринятая ровно 115 лет спустя после похода Петра Великого в Дагестан» .
Однако показать историческую важность августейшего вояжа А. Берже не удалось. Свой очерк он закончил так: «Путевые издержки по переездам императора Николая Павловича в пределах Кавказского края составили сумму в 143 438 руб. 59 коп. серебром. Лошадей было загнано до 170.
Так завершилось путешествие государя по Кавказу, заранее известное в Европе, несколько ближе познакомившее его величество с этой отдаленной окраиной его империи и имевшее ближайшим последствием отозвание барона Розена и назначение на его место генерал-адъютанта Евгения Александровича Головина».
Истраченные весьма значительные суммы, несчастные загнанные лошади, которых хватило бы на два кавалерийских эскадрона, опытный генерал Розен, смещенный с поста командующего Кавказским корпусом за провинности своего зятя князя Дадиани, командира Эриванского карабинерного полка, и замененный не имевшим ни малейшего представления о Кавказе генералом Головиным, отнюдь не стяжавшим себе в этом качестве лавров, — все это были последствия, так сказать, негативные. Что до последствий позитивных, то осведомленному и кропотливому Берже обнаружить их не удалось.
